«Судьба человеческая, судьба народная» в трагедии А. С. Пушкина «Борис Годунов»

Эпоха Смутного времени (конец XVI — начало XVII вв.) привлекала внимание русских драматургов как исключительно драматический, переломный этап отечественной истории. Характеры ее основных действующих лиц — Годунова, Лжедмитрия, Шуйского — были исполнены подлинного драматизма, острых противоречий. Наиболее яркое отражение в русской драме первой трети XIX века эта тема нашла, как известно, в трагедии Пушкина «Борис Годунов» (1825г.).

Пушкин считал написание этой трагедии своим литературным подвигом, понимал ее политический смысл и говорил: «Никак не мог упрятать всех моих ушей под колпак юродивого — торчат». Интерес к истории Пушкина закономерен и глубок. Самые горькие раздумья над судьбой России не рождали у него исторического пессимизма. К этому времени вышли X и XI тома «Истории государства Российского» Карамзина и это обострило внимание к эпохе «смутного времени». Это было время переломное, критическое в истории России: польская интервенция, народное недовольство, шаткая власть самозванцев. «Борис Годунов» зарождается как замысел, из потребности постижения мира через историю, историю России. Пребывание в Михайловском, соприкосновение с народной жизнью играли тут роль не меньшую, чем великое творение Карамзина — «История государства Российского». Попытки постижения «механизма» человеческой истории — не абстрактная философская задача, но жгучая личная потребность Пушкина, начинающего осознавать себя социальным поэтом, наделенным к тому же, некой пророческой миссией; «это попытка проникнуть в тайну исторических судеб России, постигнуть научно как неповторимую личность, восстановить историческую и духовную родословную, которую «отменяла» революция Петра.

Он всматривается в характер русской государственности, связанный с характером народа, изучает эпоху одного из тех потрясений, которым эта государственность подверглась». У Карамзина Пушкин нашел и версию о причастности Бориса к убийству царевича Дмитрия, сына Ивана Грозного, в Угличе. Современная наука оставляет этот вопрос открытым. Пушкину же эта версия помогает с психологической глубиной показать муки совести Бориса. Сомнения в причастности Бориса к преступлению были весьма распространенными. В письме к С. Шевыреву Погодин пишет: «Напиши непременно трагедию «Борис Годунов». Он не виноват в смерти Дмитрия: в этом я убежден совершенно…

Надо же снять с него опалу, наложенную, кроме веков, Карамзиным и Пушкиным. Представь человека, которого обвинить стеклись все обстоятельства, и он это видит и дрожит от будущих проклятий». Именно эту трактовку Погодин и положил в основу своей драмы о Борисе Годунове, противопоставив ее пушкинской. В 1831г. им была закончена драма «История в лицах о царе Борисе Федоровиче Годунове». Само заглавие «История в лицах…» по-своему подчеркивает авторскую точку зрения на историю и особенности художественной разработки исторической темы. Прошлое раскрывается им не через борьбу социальных сил, а через столкновение добродетельных и порочных лиц. Погодин приходит к убеждению: цель истории — «научить людей обуздывать страсти», что звучит совсем в духе Карамзина, и этот специфический, достаточно рассудочный морализм останется и впредь одной из характерных особенностей его воззрений. Но Пушкин во многом разошелся и с Карамзиным в истолковании этого материала. Проблема соотношения драмы «Борис Годунов» с историей Карамзина является очень сложной, ее нельзя упрощать. Надо видеть и то, что связывает ее с Карамзиным, и глубокое различие между ними.

Дело в том, что «История» Карамзина — это и исторический научный труд, и одновременно художественное произведение. Карамзин воссоздавал прошлое в картинах и образах, и многие писатели, пользуясь фактическими материалами, расходились с Карамзиным в оценках. Карамзин в историческом прошлом России хотел видеть полюбовный союз и согласие между царями и народом ) «История принадлежит царю»), а Пушкин увидел глубокий разрыв между самодержавием царя и народом. Драма отличается совершенно новым качеством историзма. До Пушкина ни классицисты, ни романтики не смогли воссоздать точную историческую эпоху. Они брали лишь имена героев прошлого и наделяли их мыслями людей 19 века. До Пушкина писатели не могли показать историю в ее движении, они модернизировали ее, осовременивали. Пушкинский историзм мышления заключается в том, что он видел историю в развитии, смене эпох. По мнению Пушкина, для того, чтобы сделать материал прошлого злободневным, ее не надо искусственно приспосабливать к современности. Девиз Пушкина: «Надо воссоздавать историческую правду и тогда прошлое уже само по себе будет актуально, потому что прошлое и современность связаны единством истории».

Пушкин удивительно точно воссоздал историческое прошлое. Перед читателями пушкинской драмы возникает эпоха смутного времени: здесь и летописец Пимен, бояре, «юродивый» и т. д. Пушкин не только воссоздает внешние черты эпохи, но он раскрывает основные социальные конфликты. Все группируется вокруг главной проблемы: царь и народ. Прежде всего Пушкин показывает трагедию Бориса Годунова и дает нам свое объяснение. Именно в понимании Бориса Годунова и его трагической судьбы прежде всего Пушкин расходится с Карамзиным. По мнению Карамзина, трагедия Бориса целиком коренится в его личном преступлении, это царь — преступник, вступивший на престол незаконно. За это он наказан Божьим судом, муками совести. Осуждая Бориса как царя — преступника, пролившего невинную кровь, Карамзин выступил в защиту законности престолонаследия. Для Карамзина это нравственно — психологическая трагедия. Трагедию Бориса он рассматривает в религиозно — назидательном плане. Многое в таком понимании жизни, судьбы Бориса было близко Пушкину.

Это тема преступления и наказания. Пушкин эту нравственно-психологическую драму еще больше усиливает тем, что для Пушкина Борис — незаурядная личность. Трагедия преступной совести раскрывается в монологах Бориса, сам Борис признается: «жалок тот, в ком совесть нечиста». В отличие от трагедий классицистов характер Бориса показан широко, многогранно, даже в эволюции. Если вначале Борис непроницаем, то потом он показан как человек со сломленной волей. Он показан и как любящий человек, отец. Он забоится о просвещении в государстве и учит сына управлению страной ) «Сначала затяни, потом ослабь»), обнаженностью страданий он несколько напоминает шекспировских героев (Макбет, Глостер в «Ричарде III»). И то, что он к юродивому обращается по имени — Николка и называет его несчастным, как и себя, роднит с собой, это не только свидетельство безмерности страдания Бориса, но и надежда на возможное искупление этих страданий. Важно учесть, что Пушкин показывает народную точку зрения на содеянное. Борис не просто царь-узурпатор.

Пушкин подчеркивает, что убит не взрослый соперник, а младенец. Борис ступил через кровь невинного младенца — символ нравственной чистоты. Здесь, по мнению Пушкина, оскорблено нравственное чувство народа и оно выражено устами юродивого: «Не буду, царь, молиться за царя Ирода, Богородица не велит». Как не велико значение нравственно-психологической драмы Бориса, все — таки для Пушкина в драме главное — это трагедия Бориса как царя, властителя, государственного деятеля, на которого он смотрит с политической точки зрения. Акцент Пушкин переносит с личных страданий Бориса на последствия преступления для государства, социальные последствия.