Вечное поэтическое состязание

Изучать историю литературы — хотя бы на отдельных примерах, более или менее доступных подросткам, — интересно по многим причинам. В частности, появляется возможность сформировать более сложное представление о произведении словесного искусства, чем то, которое само собою образуется в детской голове: писатель пережил какую-то историю или услышал о ней — и написал рассказ или повесть; поэт испытал сильное чувство — и высказал его в стихотворении. В произведении литературы, условно говоря, отражен не только сам автор с его воззрениями на мир и человека, не только действительность, в которой автор существует, но и предшествующая литература, начиная с античной.

По словам С. С. Аверинцева , изучая поэтику древнегреческой литературы, «мы как бы занимаем исключительно выгодный наблюдательный пункт: перед нами происходит отработка и опробование норм, которым предстояло сохранять значимость для европейской литературной традиции в течение двух тысячелетий… жанр как бы имеет свою собственную волю, и авторская воля не смеет с ней спорить. Ибо литература продолжает быть в своем существе традиционалистской, более чем на тысячелетия соединив с чертой традиционализма черту рефлексии. По логике этого синтеза автору для того и дана его индивидуальность, чтобы вечно участвовать в «состязании» со своими предшественниками в рамках жанрового канона…

Аполлоний Родосский «состязается» с Гомером, Вергилий — с Гомером и Аполлонием, представители европейского искусственного эпоса… до «Генриады» Вольтера и «Россиады» Хераскова — с Вергилием…» Исследователь считает, что такое состояние литературы было оспорено лишь к концу XVIII века.

Но и позже сохраняется традиция «состязания», и это очень хорошо знают учителя, активно включившие в педагогический обиход сравнение стихотворений разных эпох. Такая работа помогает осознать и особенности жанра, и своеобразие каждого произведения. Пожалуй, чаще всего словесники на уроках рассматривают русские переложения оды Горация: «Я знак бессмертия себе воздвигнул» М. В. Ломоносова, «Памятники» Г. Р. Державина и А. С. Пушкина, а также стихотворения поэтов ХХ века от В. Я. Брюсова до И. А. Бродского. Это неоднократно описано в методической литературе.

Обратимся к другим примерам.

«Разговор с Анакреоном» М. В. Ломоносова, цикл стихотворений, который включает переводы четырех од древнегреческого поэта, жившего в VI веке до н. э. , и ответы русского поэта века XVIII, как будто нарочно создан для девятиклассников. У них еще довольно мал опыт серьезного чтения стихов, но им уже известны и учение о трех штилях, и предложенная Ломоносовым реформа русского стихосложения; знакомы девятиклассники и с «Одой на день восшествия на престол Елисаветы Петровны, 1747 года».

Читаем «Оду I» из «Разговора…» и просим учеников передать ее общий смысл. Несмотря на малый объем, прозрачный синтаксис и разъяснение учителя, что здесь есть имена мифологических героев , это оказывается непростым делом. Даже неожиданные в устах древнегреческого поэта «гусли» не вызывают улыбки — так все далеко от сознания школьников. Могут понадобиться наводящие вопросы.

Какой союз «да» в стихотворении — соединительный или противительный? Что символизируют гусли, которые «велят» поэту? После короткой беседы приходим к примерно такой формулировке: «Поэт говорит, что, может быть, и нужно воспевать героев, но для него естественнее петь о любви, и он оставляет неудачные попытки заниматься не тем, к чему он склонен». Ответ Ломоносова, как легко замечают Дети, можно пересказать теми же словами, заменив в выведенной формуле «героев» на «любовь» и наоборот, поскольку он почти зеркально отражает первое стихотворение , опрокидывая его содержание.

Но не будем довольствоваться таким выводом. Обратим внимание на то, что в ответе Ломоносова на четыре строки больше, чем в словах Анакреона. О чем эти «лишние» строчки?

Оказывается, вопреки ожиданиям, не о подвигах, а о любовном чувстве Можно усмотреть в этих стихах намек на то, что некоторые изменения в чувствах поэта и в творчестве связаны с временем и возрастом. Спросим девятиклассников, справедливо ли утверждение, что Ломоносов отрицает любовную поэзию и считает достойным поэта делом только воспевание подвигов; хорошо, если школьники с таким утверждением не согласятся и отметят, что здесь нет спора или, тем более, борьбы — есть спокойный, не без лукавства, разговор, в крайнем случае — возражение.

Любопытно осмыслить употребление обращений : каждый обращается к тому, от чего отказывается или кому возражает.

Предложим ученикам сравнить звучание «Разговора…» и «Оды на день восшествия…». Они, безусловно, отметят боRльшую легкость и простоту «Разговора…» и, может быть, даже попытаются объяснить это более короткой строкой и более простой рифмовкой — везде перекрестной . Вероятно, не дожидаясь следующего нашего вопроса, продолжат сравнение и скажут, что «Разговор…» написан не высоким, а средним «штилем» — в нем почти нет старославянизмов и есть разговорное слово с уменьшительным суффиксом Тоненькие.

Всегда полезно посмотреть на обсуждаемое произведение как на одно из звеньев в бесконечной цепи истории поэзии. Оглянемся назад. Еще сравнительно недавно, в 1735 году, В. К. Тредиаковский, начавший реформу русского стихосложения, утверждал, что в русском стихе следует придерживаться хорея и соблюдать непременно женскую рифму, а сочетание мужских и женских рифм вовсе недопустимо: «Таковое сочетание стихов так бы у нас мерзкое и гнусное было, как бы оное, когда бы кто наипоклоняемую, наинежнейшую и самым цветом младости своея сияющую Эвропскую красавицу выдал за дряхлого, черного и девяносто лет имеющего Арапа». Ломоносов не согласился с Тредиаковским и на практике утвердил богатые возможности русского стиха . А теперь посмотрим вперед.

Именно с Ломоносова устанавливается традиция русских стихов о сущности и назначении поэзии, написанных в форме диалога .

Не стоит так же подробно рассматривать остальные части «Разговора с Анакреоном». Но по крайней мере еще одно интересное наблюдение можно сделать. Из четырех пар стихотворений есть одна, в которой слова Анакреона и ответ Ломоносова различаются стихотворным размером. Предложим ученикам найти эту пару , определить размеры, прочитать стихотворения и отыскать строчку, которая почти буквально повторяется в ответе.

Мы рассчитываем услышать, что ода XXVIII переведена хореем, а ответ написан ямбом. Первой строчке оды — Мастер в живопистве первой — Соответствует строка О мастер в живопистве первой. Один звук, частица, превращает хорей в ямб. Что изменяется от этого? Один мой ученик однажды сказал очень удачно: «И получается ода!» .

Может быть, он опознал, по словам Маяковского, «оды торжественное «О!»», но, скорее всего, точный слух подсказал ему разницу в звучании. Действительно, четырехстопный ямб ответа звучит куда торжественнее четырехстопного хорея, и это звучание очень оправдано изменением в содержании: Ломоносов говорит не о красотах возлюбленной, а о величавой красоте России.

Мы рассмотрели случай, когда русский поэт XVIII века вступил в «состязание» с поэтом античным. Но, может быть, еще интереснее ситуации, когда наш современник пишет стихи, намеренно отсылающие к известному произведению XVIII века. Тогда новое произведение вступает в сложные отношения согласия — продолжения — развития — спора с предшествующим.

Таково стихотворение И. Бродского «На смерть Жукова», заставляющее вспомнить державинского «Снигиря». О том, как сделан «Снигирь», мы подробно говорим на уроке, а потом читаем стихотворение Бродского, находим прямые отсылки и переклички, пытаемся понять, как в нем по-новому преломились особенности образца и что в стихотворении ХХ века противоречит его форме и духу.

«Снигирь», написанный на смерть А. В. Суворова, — стихотворение необычное во многих отношениях, начиная с названия . Можно сразу же сообщить ученикам об ученом снегире, жившем у Державина и умевшем насвистывать коленце военного марша, или прочитать вслух соответствующую страницу из книги В. Ходасевича «Державин». С военным маршем связан и ритм «Снигиря» .

Дальше разговор может пойти разными путями.

Оттолкнемся от слова «марш» и спросим девятиклассников, соответствуют ли интонация, синтаксис, лексика стихотворения их представлению о марше. Тогда, возможно, мы получим ответ, что здесь есть «маршевые», торжественные строчки, например Тысячи воинств, стен и затворов // С горстью россиян все побеждать, есть высокие, маршевые, или скорее одические, высокого стиля слова Вождь, богатырь, доблести, славный муж, львиное сердце, орлиные крылья. Но основная интонация стихотворения — горестная, вопрошающая, и сочетание с маршевым ритмом дает сложный эффект . Да и лексика неоднородна: все замечают Солому, клячу, сухари — слова бытовые, конкретные, повседневные.

Какова их роль? Снижают ли они образ полководца? Разумеется, нет, наоборот, появляется ощущение, что воспевается личность исключительная, человек великий, но при этом земной, претерпевающий физические лишения — и оттого еще более прекрасный .

В дальнейшей беседе выявятся и другие контрасты, на которых построено стихотворение.

Другой путь — предложить девятиклассникам как можно более точно определить мысль и чувство каждой из четырех строф и выделить в ней самое сильное место. Тогда получится примерно так.

1. Невозможно смириться с утратой необыкновенно сильного, яркого, великого человека. Северны громы в гробе лежат — невероятность, противоестественность случившегося подчеркивается сходством звучания слов Громы И В гробе.

2. Суворов, земной человек, вместе со своим войском испытывал лишения военного быта и при этом был гениален и непобедим. Сильное место и здесь связано с ярким контрастом. Одни назовут первые две строчки строфы, где сочетаются высокие Рать, пылая С уже упоминавшейся Клячей ; другие — последние строки, стилистически однородные, но построенные на противопоставлении, подкрепленном гиперболой и литотой .

3. Судьба и люди были несправедливы к Суворову, но великий человек мужественно встречал страдания нравственные. Острее всего, наверное, звучит строка Скиптры давая, зваться рабом . Но может быть, кому-нибудь из учеников покажется самой важной строчка, говорящая о богатстве личности героя — Шутками зависть, злобу штыком… — С выразительной звуковой перекличкой слов, называющих разнообразное оружие в борьбе с невзгодами — Шутками И Штыком.

4. Ушел великий человек, и ушла героическая эпоха. Слышен отвсюду томный вой лир — Строчка звучит почти пародийно из-за дополнительного ударения на слове вой И имитирующего вой ассонанса у-у-о-ы-о; этой вой во вкусе новой эпохи связан с предыдущей строкой о Бранной музыке по смыслу, а с последующей — по звучанию: в словах Львиного сердца, крыльев орлиных, характеризующих героя ушедшей эпохи, те же звуки, что и в словах Вой лир : Ль, в, н, р.

Сложно, на контрастах построенное стихотворение, непривычное по форме, тем не менее вполне отчетливо по идее; сам автор называл его одой, герой ее оплакан и воспет.

Стихотворение Иосифа Бродского «На смерть Жукова» явственно отсылает к державинскому «Снигирю» — и не только завершающими строчками Бей, барабан, и, военная флейта, // громко свисти на манер снегиря, Но и ритмом, и строфикой; правда, и ритм, и рифмовка у Бродского несколько проще, чем у Державина. Пламенный Жуков Заставляет вспомнить Сильного, храброго быстрого Суворова, Который ездил перед ратью, Пылая; метафорические меч И Стены появляются у Бродского во второй строфе — такой же по счету, как у Державина. Бродский еще более резко, чем Державин, сталкивает стилистически несовместимые слова — Алчная Лета и Прахоря .

Ориентация на XVIII век видна и в старославянизмах, и в архаичном Пред коими. Узнаваемы и мысли о полководческом даре героя и немилости властей.

Но тем очевиднее несходство впечатлений. Читатель ощущает неоднозначность авторского отношения к Жукову. Никаких соответствий с державинским «Снигирем» не имеет третья, центральная строфа, где ставится вопрос, кажется, невозможный в веке XVIII, — о цене побед, о пролитой крови своих солдат.

Эта строфа и самая напряженная по интонации и синтаксису — три переноса, вопросы, восклицания. В контрасте пролитой Крови, Чужой земли — и Штатской белой кровати звучит безусловное осуждение полководца, хотя в последующих строках он и солдаты, кровь которых Он пролил, как будто объединены в Адской области. Полный провал — Очень многозначный ответ на поставленные вопросы

Однако не вступает ли эта строфа в противоречие с остальными, в которых мы находили сходство со «Снигирем»? Оказывается, не совпадает и то, что казалось схожим; перед Жуковым пали Многие стены, Это не то же, что Все побеждать. Меч, Который Был вражьих тупей, — образ сниженный, по сравнению с Горстью россиян.

Смело входили в чужие столицы, // но возвращались в страхе в свою Напоминает Скиптры давая, зваться рабом, но герой державинской оды, конечно, не мог испытывать страха. Герой стихотворения Бродского прежде всего предстает как В регалии убранный труп, которому держава воздает воинские почести. Какое название самое правильное для его деяний: воевал? спасал родину? проливал солдатскую кровь? совершал правое дело?

Что ожидает его за гробом: слава, страница русской истории? Ад и вопросы солдат? Полное поглощение алчной Летой?

Дома ученики сравнивают стихотворения письменно, с учетом сказанного на уроке.

Письменная работа по сравнению приемов и смыслов может «растянуться» и на целый год, став темой реферата или учебного исследования. Редакция намечает опубликовать интересную, на наш взгляд, курсовую работу, написанную в 1997 году учеником 9-го гуманитарного класса .