Характеристика образа Мефистофеля в трагедии Гете «Фауст»

«Я той силы частица, которая делает лишь добро, желая лишь злого». Человечество всегда старалось понять окружающий мир, объяснить природные явления и сущность бытия. Достаточно вспомнить библейские рассказы о Еве, которая попробовала яблоко из дерева познания, труды алхимиков эпохи Возрождения, направленные на изобретение «философского камня», с помощью которого можно будет превратить металл в золото и получить «эликсир жизнь», что возвращает молодость и здоровье. Но именно в эпоху Возрождения человек проникся верой в свое всемогущество, что вызвало новый всплеск церковной диктатуры и вылилось в костер инквизиций, направленных на проявление и уничтожение демонов. Тогда появилось множество легенд о соглашении человека с нечистым, среди которых и легенда о докторе Георгии Фаусте, которая во множестве переводов стала духовно родной целям Европы.

Но Фауст был героем именно для Гете, так как жил в нем на протяжении шестидесятых годов. За эту трагедию, которая стала символом всей жизни писателя, Гете брался в предсмертные минуты и во время тяжелой болезни в девятнадцать лет, после болезни и кратковременной слепоты на пятьдесят первом году и на семьдесят пятом, когда боялся, что не успеет ее завершить. Возможно, поэтому конец трагедии и стал своеобразной исповедью поэта. Ведь гений Гете был признан при жизни, поэтому для него «целью жизни является сама жизнь». И вот именно этой жизни он подводящую итог: «Не может вечность поглотить мои дела, мои труды». А поскольку Фауст жил в поэте, то он и изменялся вместе с Гете.

Девятнадцатилетний поэт передал своему герою тревогу собственной юной души и определил его в особенном лирическо-драматическом плане. Можно даже рассматривать произведение как автобиографическое, так как в нем отразилась духовная эволюция автора. Герой Гете прошел одинокий путь, хотя стремился полноты жизни. Но всю жизнь за ним шла тень Мефистофеля, как его внутренний голос, как его второе я:

У меня в грудь две души живут,
Между собой крайне не похожи и вражеские.
Одна впилась жадно в мир земной
И роскошествует в нем в любовной милости,
А вторая рвется в тоске огненной
В неба родные высоты.

И здесь появляется Мефистофель, как посланец духа земли. Собственно, второе «Я» Фауста становится зримыми. Мефистофель олицетворяет все порывы Фауста, его жажду к полноте жизни. Фауст готов отдать душу за эту полноту, за то, чтобы сказать:

«Остановись, мгновение! Прекрасно ты!»

Но именно Мефистофель является олицетворение всего зла, что живет в Фаусте. Итак, когда Фауст живет порывами, — он с Мефистофелем заодно, а когда его облегает совесть, — он расстается с Мефистофелем, как с чем-то безобразным и позорным. Мефистофель здесь разный: то привлекательный, то отвратительный. Мефистофель, для которого цель оправдывает средства, готов все вырвать с корнем — в этом же его суть. А Фауст преодолел дух возражения и разочарование творческой работой, в которой Мефистофель не видит смысла, считая победу за собой. Для Мефистофеля вся мера жизни человека в том, чтобы поставить на его душе печать. В борьбе за душу человека Мефистофель возникает суматошным и растерянным. А сцена его борьбы с розами преисполнена иронии и глубокого смысла.

Итак, второе «Я» Фауста, которое олицетворяло желание злого, побеждено силой добра, жаждой творчества и бессмертия человеческой мысли.