Юрий Казаков «На полустанке»

В традиции Чехова

Рассказ написан в 1954 году в аудитории Литературного института по заданию руководителя творческого семинара, который дал тему — полустанок, время действия — наши дни. Сочинение студента Казакова всех ошеломило. Правда, этюду предшествовали давние впечатления, оставившие след в памяти автора. «Этот рассказ возник, — сообщил Юрий Павлович, — из воспоминания о крошечной, заброшенной станции на севере Кировской области, которую я запомнил еще с тех пор, когда студентом Гнесинского училища… ездил записывать песни».

Сюжет рассказа «На полустанке» прост. Девушка из близлежащего колхоза приехала на станцию проводить своего земляка в город на спортивные занятия. До прихода поезда — непродолжительный разговор между ними.

И расставание.

Объем рассказа всего четыре с небольшим страницы, а читатель многое узнает о героях произведения. Внешность парня непривлекательна, речь неряшлива. Перед нами самонадеянный, хамоватый молодой человек, для которого в прошлом ничто не дорого: деревня, где он вырос, мать, сестра и девушка, которая его любит. А будущее в его представлении сулит ему одни блага и победы. «Теперь мое дело — Порядок!.. Я в область явлюсь, сейчас мне тренера дадут, опять же квартиру…

На соревнованиях был, видал: самолучшие еле на первый разряд идут, а я вон норму мастера жиманул запросто! Чуешь?» Но дело не ограничится областью. Он полагает, что и в Москве всех удивит своими достижениями: «В Москву еще поеду, я им там дам жизни»; «Ты погоди маленько, я их там всех вместе поприжму».

Этакий деревенский Хлестаков! Молодой человек не имеет представления о том, что, чтобы «рекорды давать», необходим длительный и упорный труд; «нутряной» силой многого не добьешься, нужны выучка, усердие и терпение.

Главное для парня не труд, а «житуха», поездки за границу. Хотя он уже принял решение больше не возвращаться в родное село, он убеждает девушку, что будет ей писать и приедет, но ни одного ласкового слова для нее у него не нашлось. Он разговаривает с ней языком приказа: «А ну, хватит! — проворчал парень, нагибаясь за чемоданом. — Слыхала? Хватит, я говорю!» Наиболее очевидно злобность этого человека проявилась в его беспощадных словах на прощание: «Слышь…

Не приеду я больше! Слышь…» Произнося эти ранящие девушку слова, он даже покраснел от злости.

Полной противоположностью этому самонадеянному грубияну показано то «нравственное изящество», которое, по выражению Щедрина, живет в простых людях. Если парень думает только о себе, то девушка озабочена будущим дорогого для нее человека: «Ты там берегись, слишком-то не подымай… А то жила какая-нибудь лопнет… О себе подумай, не надрывайся…

Я что? Я ждать буду! В газетах про тебя искать буду…

Ты обо мне не мечтай. Так я это, люблю тебя, вот и плачу, думаю…» Сколько сердечности, самоотверженной преданности в этих немудреных словах!

Последнее признание парня потрясло девушку: она «сразу как-то согнулась, опустила голову… напряглась, прижимала руку к нестерпимо болевшему сердцу, робкие, почти еще детские губы ее все белели…»

В рассказе лаконично и емко изображен начальник станции. Отдельные детали дают представление о его возрасте: «Шаркая по земле ногами, подошел начальник станции…»; он «ушел, волоча ноги, старательно обходя лужи». Волочить ноги, Шаркать ими по земле присуще пожилым людям. Но этот старый человек так и не сумел устроить свою жизнь.

Он собирается уехать на юг: «Там… теплынь! Эти — как их? — кипарисы…» Они-то, по его разумению, помогут ему преодолеть скуку. Что происходит с девушкой, его мало трогает.

Окинув взглядом ее фигуру, «спросил негромко и Равнодушно : «Вы не из «Красного маяка» будете? А? Н-да… Вот оно что…

А погода-то — сволочь. Факт!»»

Судя по всему, он мало озабочен порядком на станции: коновязь сломана, всюду лужи, предельно запущено бревенчатое здание станции, что уж до них, когда его фуражка вся в темных пятнах от мазута.

Рассказ Казакова напоминает о поэтике Чехова: емкость и выразительность каждой детали, динамика развития сюжета, краткая диалогическая речь, выявляющая сущность характера действующих лиц.

Казаков, как и Чехов, особое внимание уделяет началу своих рассказов. Вот и начало «На полустанке» предвещает грозящую беду. Внешность девушки говорит об этом. «В лице ее, бледном и усталом, не было уже ни надежды, ни желания; оно казалось холодным, равнодушным. И только в тоскующих темных глазах ее притаилось что-то болезненно-невысказанное». Это ожидание тревоги драматично разрешается в финале: «Девушка долго еще стояла на пустой платформе, смотрела прямо перед собой и ничего не видела: ни темного мокрого леса, ни тускло блестевших рельсов, ни бурой никлой травы…

Видела она рябое и грубое лицо парня», который бросил ее навсегда.

«Мне кажется, — писал Казаков, — самое главное в рассказе — это начало и конец. Середину можно как-то продлить или сократить. Но правильно начать и кончить — это важнее и труднее всего.

Между прочим, я обратил внимание, что почти все стихотворные строчки, которые мы помним, как правило, являются началом стихотворения или его концом — это строчки, являющиеся «ключом» или подводящие итог стихотворения. Так же, мне кажется, и в рассказе: конец и начало — это самая важная вещь» .

Итак, беспокойство девушки в начале рассказа усилилось в финале. Заметим, что подобная связь начала с финалом характерна для новелл Чехова.

Рассказ Казакова направлен против распространенной в литературе 1940-х — начала 1950-х годов тенденции к идеализации жизни. Колхоз, где трудились герои рассказа, носит громкое имя — «Красный маяк». Однако транспорт, предоставленный его трудягам, выглядит бедновато: телега и старенькая лошадка, которой пора на покой. Неслучайно также автор обращает внимание на грязные ботинки девушки.

Это отнюдь не свидетельство ее неопрятности. Деталь эта говорит о грязи в конюшне, откуда она выводила лошадь, грязи, где она запрягала ее, о разбитых дорогах, ведущих к полустанку.

В рассказе ощутима какая-то неустроенность. Грязная станция, неудавшаяся жизнь ее начальника. Последний заметил, что в нынешнее время многие люди в постоянных разъездах. Очевидно, что-то ищут лучшего для себя.

Да и не от благоустроенной колхозной жизни парень так стремится попасть в город. Вспомним его восхищение тем, как живут в городе спортсмены.

Юрий Казаков подарил Илье Эренбургу свой сборник рассказов, так и названный — «На полустанке». В ответ известный писатель вручил юному коллеге свою книгу с надписью: «Все мы живем на полустанке». Много испытавший на своем веку Эренбург усмотрел в названии книги Казакова стремление к обобщению жизненных явлений.

Все мы в пути к осуществлению наших желаний, замыслов, лишь время от времени останавливаемся, чтобы осмыслить прошедшие годы, и вновь стремимся куда-то, строим новые планы, беремся за новые дела, путешествуем и возвращаемся на постоянную нашу станцию — родной Дом.

От частных жизненных наблюдений к большим социальным обобщениям — характерная черта новелл Чехова.

В рассказе Казакова «Проклятый Север» заслуживают внимания суждения об Антоне Павловиче двух моряков, приехавших в Крым, чтобы отдохнуть от трудовых буден. Один из них любит Чехова и много знает о нем. Он увлек своего товарища в ялтинский дом-музей писателя. Хотя друзьям было как-то неловко за свое вторжение в этот дом, где жил и трудился великий писатель. Удручала какая-то компания, оказавшаяся в музее, «от всех слегка попахивало водкой». «И, видно, не знали сами, как это их сюда занесло.

Они шептались… достаточно громко, чтобы слышать их. И было в их шепоте что-то гнусное и жалкое одновременно:

— А она его любила?.. А домик ничего себе! В таком доме и я бы написал чего-нибудь. Сколько тут комнат? Ого!

А говорят, скромный был». Ничего замечательного в доме пришельцам не дано было увидеть и понять.

После знакомства с обстановкой дома, вещами писателя моряк, который много знал о Чехове, подвел итог своим представлениям о личности Антона Павловича: «Крепкий все же был человек, настоящий! Я его люблю, как никого из писателей, даже Толстого».

Как видно, благоговейное отношение моряков к великому художнику и человеку близко Юрию Казакову.

8 августа, в день 75-летия со дня рождения Юрия Павловича Казакова, в Москве на доме № 30 по Арбату, где жил писатель с 1927 по 1963 год, предполагается установить мемориальную доску. Автор — Тамара Михайловна, жена писателя. На доске — детская ладошка, в которой горящая свеча — символ света, исходящего от произведений Юрия Казакова.