Герасим Мошна — вечен?

Драма «Сто тысяч» написана с использованием изображения украинского быта, критики тогдашних реалий. По форме, по художественному жанру — это локальное сочинение, в котором описана отдельная жизнь отдельного человека в ограниченных исторических рамках. Но по смыслу, по проблематике это сочинение совсем не локальное.

Кем является Герасим Мошна — странный и необычный образ в украинской истории, развитие нашего общества или вечный образ? Прошло много времени, сколько еще пройдет времени?

Для начала заглянем в литературу. Мошна, откликнись! Слышатся восклицания Пушкинского «Скупого рыцаря», вот голос подал и Плюшкин Гоголя.

Не одинок Мошна, ох, не одинок. Что их объединяет? Откуда столько? А как народ любит эти трагедии — радуется: живо, как живо героев изобразили! И пугается вместе с тем: о Боже, это ж живых, настоящих изобразили, такие же всюду вокруг!

Гремим дальше… Сварливый скрипучий голос — вот и Гобсек Бальзака присоединился к ним. Выходит не только у нас, у славян встречаются такие люди…

Если Мошны есть в литературе в таком количестве, в литературе разных народов их эпох, то, значит, они есть и в жизни — разных эпох, разных народов. Откуда берутся, куда девают? Деваются ли вообще куда-то?

Непростые вопросы. На самом деле непростые.

Что принуждает человека ставить материальное выше духовного? Что заставляет человека откровенно пренебрегать счастьем близких, интересами окружающих, человеческими чувствами — ради денег? На самом деле это не сознательный выбор, это следствия чего угодно: одиночества, воспитания, ударов судьбы, ненависти других, влияния среды — всего что угодно.

И это, я думаю, все равно не повод извинять… Самое плохое, в конце концов, это не результат: определенные причины, повлекшие моральное вырождение. А процесс, процесс этого духовного загнивания.

Люди не видят, не контролируют сами себя, не осознают. Вообще — хуже всего, когда человек не осознает.

По литературе позвали, теперь ближе к реальной жизни. Существуют сейчас Мошны? Лицемерием было бы утверждать, что нет!

И, вы знаете, я думаю, Мошны как общественный образ будет существовать всегда. Да, Мошна вечный. Изменились, может быть, масштабы деятельности, изменились, возможно приоритеты, впрочем, не выходя за рамки сугубо материального… Возможно, даже современный Мошна не так унижает близких.

Почему? Так как и близкие Мошны — тоже Мошны, которые также тянут в свою сторону. Наконец, зачем же тогда стараться изменить мир, зачем бить по Мошне сатирой, смехом, комедиями?

Прежде всего, чтобы он не стал эталоном, чтобы люди понимали, что такое есть, но так не должны быть. И еще — чтобы каждый, кто прочитал «Сто тысяч» и тем более, увидел Мошну и его историю собственными глазами, уничтожил и высмеял Мошну в себе, в самом себе. Так как испорченные идеалы, знаете, заразные…

Мошна Так же вечен, как вечен Гамлет или Дон Кихот. В этом, наверно какой-то высший смысл. Так, возможно, устанавливается равновесие в мире, своеобразный баланс между добром и злом… Но современный мир опасно быстро двигается в сторону утверждения испорченных идеалов.

С этим следует бороться, я думаю. История Герасима Мошны — история о потере духовности и человечности, в конце концов, если говорить об этой потере, то на самом деле — «лучше смерть, чем такая потеря»…